Как в Беларуси борются с раком крови
Если в XX веке лейкемия считалась практически неизлечимой, то сегодня каждый второй оставляет болезнь в прошлом. У детей выживаемость еще выше — до 80%. Это стало возможным благодаря трансплантации костного мозга и стволовых клеток. Сегодня в Беларуси в год проводят 230 таких операций, из них 80 — детям. Реальная потребность — в 2 — 3 раза больше. Но не хватает площадей (всего 7 коек — ламинарных, суперстерильных боксов) и мощности лабораторной базы. Поэтому так важно строительство отдельного гемомодуля. Уже подготовлена проектная документация.
Проект нового гемомодуля.
Это будет 4‑этажное здание во дворе Минского центра хирургии, трансплантологии и гематологии: два отделения трансплантации костного мозга, на 10 коек каждое, лаборатории молекулярной биологии и экстренная, банк стволовых клеток, хранилище плацентарной и пуповинной крови. Втрое больше нуждающихся получат шанс на спасение. Его в свое время использовал и житель деревни Семигостичи Столинского района Александр Лешкевич. Диагноз ему поставили в 24 года, 12 лет назад. Родные не скрывали слез, в больничных коридорах старики пессимистично твердили: «Все, уже не вылезешь…», а тот был абсолютно спокоен, никакой паники и страха. Сегодня у него трое детей, полон сил и оптимизма. «Ради детей и живу, — признается Александр. — После болезни стал по‑другому смотреть на мир. Не трачу время на обиды. Жизнь одна».
Быть донором не больно
— Раньше целью лечения таких больных было сдержать развитие заболевания, добиться ремиссии, — говорит руководитель Республиканского центра гематологии и пересадки костного мозга доктор медицинских наук Анатолий Усс. — Химиотерапия дает временное улучшение. Но хорошие анализы, к сожалению, не гарантия, что человек здоров. Болезнь может где‑то глубоко затаиться, а потом нанести новый удар. Чтобы уничтожить раковые клетки, нужно полностью убить пораженный костный мозг и пересадить стволовые клетки от донора, которые заново восстановят кроветворение и иммунитет. Но шанс найти донора даже среди родных братьев‑сестер — всего 25%…
Александру Лешкевичу повезло: донором стала сестра. Увы, бывает, при наличии кровных родственников пациент говорит: «Считайте, что нет у меня никого. Мы не общаемся. Я им даже говорить не буду». Часто, даже когда генный код с родным братом совпадает полностью (а это 10 четырехзначных чисел!), врачам приходится слушать отговорки: «Времени нет», «Не хочу лежать в больнице», «Больничная еда невкусная», «Ой, это же больно и опасно!»
— Предрассудки. В этой процедуре нет ничего опасного. Она безболезненна и проводится без наркоза, без проколов тазовой кости, как раньше (хотя некоторые согласны и костный мозг дать, если надо). У донора просто берут кровь из вены, с помощью сепаратора отфильтровывают из нее стволовые клетки и возвращают обратно в кровоток. По принципу плазмафереза. Процесс занимает 4 — 5 часов, — объясняет Анатолий Усс. — Некоторых пугает, что перед этим вводят препарат, который стимулирует выброс стволовых клеток из костного мозга в кровь. Однако в мире выполнено уже 1,5 млн трансплантаций — и не описано ни одного случая осложнений у донора по этой причине.
На глазах у врачей разыгрываются настоящие драмы. Был пациент, у которого 7 потенциальных доноров — братьев‑сестер, но подошел только один. Тот, кого отец всю жизнь считал чужим, отдал в интернат. Именно этот нелюбимый сын стал донором своему больному брату, отец на коленях просил у него прощения.
— На заре моей практики был случай: родители отказались дать костный мозг младшего сына для трансплантации дочери: «Хоть один здоровый ребенок будет, а так вы угробите обоих», — вспоминает врач‑гематолог Юрий Стронгин. — А когда они доверились врачам, было поздно…
Для борьбы с раком крови стране нужен гемомодуль и миллионный национальный регистр
Становление регистра
Если донора в семье найти не удалось, его ищут в международном регистре (бюджету это каждый раз стоит 20 тысяч евро). Сейчас в нем более 25 млн добровольцев. Для большинства белорусов (а в год проводятся около 50 неродственных трансплантаций!) кандидатуры находят в Германии, Польше, Франции, Австрии, Чехии. Ведь в нашей стране пока только создается собственный регистр. Сейчас в базе — более 56 тысяч граждан, сдавших кровь для генотипирования. Крайне мало. Чтобы найти «генетического близнеца», в банке должно быть не менее миллиона образцов. В национальном регистре Польши — более 1,5 млн потенциальных доноров, в Германии — 8 млн. У них в 90% случаев донорами становятся свои граждане, а у нас — иностранцы. За последние 4 года выполнены всего 14 трансплантаций костного мозга от доноров‑белорусов.
Причем первым донором 6 лет назад стал студент военного факультета БГУ — для пациента из Украины. Он был готов даже костный мозг сдать! Врачи центра его надолго запомнили еще и потому, что в день операции он… не пришел. «Не отпустили с кафедры!» — объяснил он едва не поседевшим медикам. А пациент‑то уже был готов к пересадке, его костный мозг убит, пошел обратный отсчет времени, переиграть ничего нельзя. Пришлось министру обороны звонить, чтобы студенту дали освобождение на два дня. Таких форс‑мажоров сколько угодно и с иностранными донорами. Поэтому так важно расширять свой регистр.
— Принцип донорства костного мозга: анонимно и бесплатно, — подчеркивает Анатолий Усс. — Если где‑то находится совместимый донор, мы не покупаем его костный мозг, а всего лишь оплачиваем расходы на анализы, реагенты, прилет в клинику нашего врача, полное обследование донора и непосредственно сам забор клеток и их транспортировку. Развитие национального регистра позволит сократить эти расходы в десять раз. Но тут мало просто найти добровольцев. Стоимость ДНК‑теста, который проводят донору для занесения в базу, — 150 — 200 долларов. Более детальное обследование еще дороже. Во всем мире созданием этого регистра занимаются благотворительные фонды, частные организации. У нас это пока развивается только за счет бюджета и очень медленно. Мы работаем на технологиях прошлого века, что не позволяет нам исследовать сразу несколько тысяч образцов крови. Максимум — сотню‑две. Сейчас ждем геномный секвенатор нового поколения, тогда сможем делать полный генетический паспорт одновременно тысячам доноров, как в лучших лабораториях Европы. Но нужны еще две круглосуточно работающие лаборатории, чтобы создать миллионный регистр.
Лейкемия — не единственное заболевание, которое можно вылечить пересадкой костного мозга. Она проводится еще при нескольких десятках болезней.
ИНТЕРЕСНО
После пересадки костного мозга у больного и донора кровь становится идентичной. Меняется даже ее группа, а клетки имеют набор донорских хромосом. Был даже случай, когда девушке, перенесшей много лет назад трансплантацию костного мозга от донора‑мужчины, в женской консультации после генетического анализа крови сказали, что по всем показателям она — мужчина. А это лишь свидетельство того, что донорский костный мозг у нее прижился и хорошо работает.
БЫЛ СЛУЧАЙ
Недавно нашли пациентке донора в Германии, уже все было готово к пересадке, проведены обследования донора, потрачены на это бюджетные деньги, осталось определить дату операции — и тут супруг заявляет консилиуму: «Моя любовь выживет и без вашей пересадки!»
— Понятно, в эйфории, что болезнь отступила, не хочется думать о плохом. Однако вылечить можно в тот момент, когда есть хорошая ремиссия, — говорит врач‑гематолог Оксана Морозова. — Не дай бог рецидив — трансплантация будет бесполезна. Можно полностью убить костный мозг, но если он наполовину с плохими клетками, то все погибает, а злокачественные остаются. В мире вообще отказались делать трансплантации при рецидиве. Это выброшенные деньги, силы и надежды всего персонала, который почти месяц возвращает пациента с «нулевым» иммунитетом к жизни, пытаясь избежать всевозможных осложнений.
